Центр психологической
поддержки
бизнеса и семьи

"5 ДА!"

Наполеон Бонопарт: Какой роман - моя жизнь!"

Наполеон Бонапарт: подчинить себе Европу легче, чем жену

В пять утра к Нотр-Даму гуськом потянулись приглашенные — пешком, поскольку проезд на остров Сите был закрыт для всех, кроме торжественного кортежа, и дамы отчаянно мерзли в своих декольтированных платьях на декабрьском ветру. В шесть утра по мостовой, устланной ковровой дорожкой от самого дворца Тюильри, промчались золотые кареты с участниками коронационной процессии.

Первыми в собор вошли герольды и пажи, потом — 16 жен маршалов (вообще-то первоначально было задумано пустить, по образцу древнеримских шествий, 12 девственниц, но Наполеон усомнился, что возможно найти таковых в Париже с учетом местных нравов, и пришлось заменить девственниц на маршальских жен), следом — Жозефина в платье с длиннющим шлейфом и, наконец, виновник торжества. Вся его фигура: полная, почти женская грудь, маленький круглый живот, коротковатые ноги — сверкала от драгоценных камней, которыми был щедро расшит костюм вплоть до чулок. Ступая, Бонапарт всякий раз чуть приподнимался на носках — в точности так ходили сверженные Бурбоны, и во Франции эта походка воспринималась как королевская.

У алтаря его поджидал папа римский Пий VII. Даже Карлу Великому, которого тысячелетием раньше тоже короновал лично папа римский, пришлось для этого самому приехать в Ватикан! Согласию нынешнего папы тащиться в Париж и короновать вчерашнего выскочку сильно поспособствовали французские войска, окружившие Ватикан плотным кольцом и готовые по первому приказу ворваться внутрь. Однако на этом унижение не кончилось: вопреки установленному церемониалу Бонапарт вдруг вырвал из рук его святейшества корону и сам на себя водрузил! Присутствующие ахнули: неслыханно! Он сам себя короновал! Следующей по очереди была Жозефина — и она не растерялась, подхватила импровизацию: опустилась на колени не перед понтификом (выглядящим, к слову, довольно разгневанным), а перед мужем — и тот возложил корону на ее черные кудри.

Когда бывший Первый консул, а отныне — император вышел из Нотр-Дама, он заметил в толпе знакомого офицера и не смог удержаться от вопроса: «Старина, как тебе понравилась церемония?» «Очень понравилась, сир, — ответил офицер. — Жаль, недостает только трехсот тысяч французов, которые в годы революции ценой своей жизни заплатили за то, чтобы подобные церемонии стали невозможны». Новоявленный венценосец только плечами пожал — дерзость уже потонула в приветственных криках толпы.

ДЕЛО СЛУЧАЯ

«Какой роман — моя жизнь», — поражался сам Наполеон… Он родился на Корсике через год после ее присоединения к Франции, против которой свободолюбивые корсиканцы отчаянно бунтовали. В партизанской войне участвовал и отец Наполеона — Карло Буонапарте, что не помешало ему лезть из кожи вон, чтобы устроить своих детей в лучшие французские учебные заведения, подобных которым на полудикой Корсике, разумеется, не было.

Старшему брату — Жозефу — досталось место в семинарии. Десятилетнему Наполеону — в Королевской военной школе. Он провел во Франции 10 лет, многому там научился, получил первые чины, пристрастился к наукам и литературе, сам пробовал писать, и не без успеха. И все это время ни на секунду не забывал, что он — корсиканец, что обязан ненавидеть французов, что когда-нибудь вернется на родину и станет, как отец, сражаться за свободу!

Тем временем во Франции совершилась великая революция. Повсюду в Париже произносились высокопарные речи, звенел смех, а диспуты на разные темы шли чуть ли не на каждом перекрестке. В саду Тюильри устроили выставку реквизированной у аристократов роскоши (расшитые золотом кафтаны и платья, бриллиантовые табакерки, дорогие шпаги). Но корсиканцу Бонапарту не было дела до всех этих парижских страстей. Франция была занята собственными делами — это означало, что пора освобождать Корсику…

Только вот после 10 лет разлуки родина не показалась Наполеону такой уж милой и прекрасной, какой она представала в его мечтах. Голые скалы с крутыми тропинками, непроходимые леса, молчаливые женщины в черном, мужчины, не обученные ничему, кроме как пасти скот в горах или палить из ружей — в чужаков и друг в друга. К тому же у него вышла какая-то неприятная история с лидером повстанцев, дошло до объявления вендетты...

Бонапарт вывез во Францию всю свою семью — и выкинул Корсику из головы. Отныне он был человеком без родины и без дома — что ж! Выгоднее всего ему теперь было считать себя французом, и он вернулся служить во французскую армию.

Шанс выдвинуться представился ему в 24 года. Он был послан за порохом в Авиньон, путь лежал мимо захваченного роялистами Тулона — а тут вдруг возьми да и погибни генерал, отвечавший за осадную артиллерию. Бонапарт был профессиональным офицером-артиллеристом, с прекрасным инженерным образованием, и за него схватились как за соломинку. Он возвел батарею на новом, более удачном месте, и ранее безуспешная осада Тулона пошла на лад. Над своими пушками Наполеон водрузил знамя «Батарея бесстрашных».

«Что служит вам защитой?» — спрашивал инспектор из Парижа, с удивлением осматривая голую батарею, лишенную каких-либо укрытий. «Наш патриотизм», — отвечал Наполеон. Марать бумагу он давно бросил, но имевшиеся у него литературные способности нашли выход в афоризмах, которыми Бонапарт так и сыпал. А французы, как известно, очень ценят остроумное и выразительное словцо. Он выиграл артиллерийскую дуэль, он же повел людей на штурм Тулона — и неприступная крепость пала. Командованию ничего не оставалось, как произвести 24-летнего триумфатора из капитанов прямиком в бригадные генералы.

За это назначение Наполеон вскоре и угодил в тюрьму — за то, что на приказе стояла подпись якобинца Огюстена Робеспьера, а якобинский режим пал. Под горячую руку его могли бы и гильотинировать (головы в те годы весьма непрочно держались на плечах), но повезло — отпустили.

На свободу Наполеон вышел без должности, без денег и без каких-либо перспектив. Очень скоро победитель Тулона был вынужден прятаться от прачки, требовавшей заплатить долг за стирку. С отчаяния он чуть было не нанялся в турецкую армию, но в последний момент узнал о вакансии в топографическом бюро — и стал за гроши составлять карты, дожидаясь, нельзя ли будет снова ухватить фортуну за хвост…

Тем временем старший брат Жозеф устроил свои дела женитьбой на дочери состоятельного марсельского коммерсанта. У того имелась еще одна дочь, Дезире, и Наполеон подумал: «А чем я хуже Жозефа?» Но коммерсант рассудил, что хватит с него нищих корсиканцев, и, несмотря на то что девушка рвалась под венец, отложил свадьбу на неопределенный срок. Пройдет много лет, несостоявшийся жених вспомнит о Дезире и подарит ей и человеку, за которого она в конце концов вышла замуж — Жану Батисту Бернадоту, — шведский трон. Династия Бернадотов царствует в Швеции до сих пор...

ПО ЛЮБВИ И ПО РАСЧЕТУ

«Я никогда никого не любил по- настоящему, разве что немного Жозефину, да и то потому, что мне было тогда всего двадцать семь лет», — утверждал Наполеон в конце жизни. И это не говоря о том, что знакомство с Жозефиной обеспечило ему карьеру куда более прочную, чем Тулон!

Все началось с того, что роялисты подошли к Парижу, и глава республиканского правительства (Директории) Поль Баррас, успевший за несколько месяцев правления так провороваться, что его уже никто не хотел защищать, вспомнил худощавого молодого оборванца, буквально накануне просившегося на службу. Выбор Барраса был продиктован скорее отчаянием, чем расчетом, но он оказался правильным! Наполеон решил дело в каких-то полчаса, дав артиллерийский залп по паперти церкви Святого Роха, где толпились роялисты. Противник бежал без оглядки, оставив за собой полтысячи убитых. Спасенная Директория отблагодарила спасителя третьестепенной должностью командующего парижским гарнизоном. И тут-то в дело вступила Жозефина.

Эта женщина — вдова и мать двоих детей — давно пережила пору расцвета, и годы успели нанести ее красоте существенный урон. Особенно нехороши были почерневшие гнилые зубы. Но в области чувственной любви эта многоопытная креолка (а Жозефина была уроженкой острова в Карибском море) была настолько искушена, что сумела околдовать всесильного Барраса и виртуозно вытягивала из французской казны сотни тысяч франков.

Впрочем, главе Директории Жозефина как раз начала надоедать, и он, заметив, что генерал Бонапарт с интересом поглядывает на креолку, решил воспользоваться случаем. Убедить Наполеона в выгодах женитьбы на Жозефине большого труда не составило: благодаря своему первому мужу (генералу Богарне, умершему на гильотине в дни якобинской диктатуры) эта женщина была вхожа в самые блестящие круги, она имела прекрасные манеры и могла придать мужу (будь он даже из такой дыры, как Корсика) настоящий парижский лоск.

Кроме того, молодого генерала действительно очаровала эта профессиональная соблазнительница, которая была старше его на шесть лет, а опытнее — на все шестьдесят. Впрочем, Наполеон не прогадал. Мадам Богарне не оставила Барраса в покое до тех пор, пока не выбила жениху назначение главнокомандующим армией в Италии. Как старый лис ни сопротивлялся, не желая слишком возвышать человека, способного, если нужно, расстрелять толпу из пушки, — пришлось уступить. Впрочем, Баррас утешал себя тем, что итальянский фронт — периферийный, главные военные действия будут идти в Австрии и Бонапарту все равно не удастся выдвинуться на первый план. Как бы не так! В Австрии французы потерпели поражение, и только фантастические итальянские успехи Наполеона спасли Францию.

«Именно после итальянских побед я понял, что могу позволить себе абсолютно любые амбиции», — писал Наполеон. Покорив Италию, он расположился там на правах полновластного владыки и даже завел у себя подобие королевского двора. Ему не хватало только одного — чтобы все это оценила Жозефина. В Париж полетели письма, настойчиво призывавшие мадам Бонапарт прибыть по месту службы мужа. «Не проходит и ночи, чтобы ты мне не снилась, чтобы я не сжимал тебя во сне в объятиях. Я не выпил утром ни одной чашки чая, чтобы не проклинать славу и тщеславие, которые держат меня вдали от ночей с тобой...»

Жозефину вся эта сентиментальная болтовня ничуть не трогала. Она не видела никакого смысла покидать привычную, праздничную парижскую жизнь, к тому же у нее как раз завелся любовник — красавец Ипполит Шарль. Когда до Директории стали доходить тревожные слухи, что итальянский триумфатор сгорает от неудовлетворенной страсти к жене и намерен ехать в Париж, в дело вмешался Баррас, который предпочел бы держать его от Франции как можно дальше. «Гражданка Бонапарт! Директория приказывает вам нынче же отправляться в Милан. В случае неподчинения вы будете арестованы». Пришлось ехать.

Ипполита Шарля Жозефина, разумеется, взяла с собой. Не застав мужа в Милане (он до глубокой ночи пропадал на маневрах), она не стала дожидаться и с легким сердцем укатила на какой-то праздник в Геную. Ее не просто не волновало, что она разбивает Наполеону сердце, — ей даже не приходило такое в голову. Устраивать этой женщине сцены, чего-то требовать было бесполезно. Влюбленному мужу ничего не оставалось, как только свернуться котенком у ее ног и старательно не замечать ее неверности.

Какое-то время это ему удавалось. Наполеон даже согласился назначить Ипполита Шарля в торговую компанию, снабжавшую армию фуражом. И тот не без помощи Жозефины принялся нещадно красть. «Как ты могла стать соучастницей бесчестных дел? — кричал Наполеон, когда все обнаружилось. — Завтра же утром твой сообщник будет расстрелян, и я не уверен, что не сделаю то же самое с тобой!»

Но достаточно было креолке упасть в обморок, как испуганный муж мгновенно взял свои слова обратно. Он согласился ограничиться изгнанием Ипполита обратно в Париж. К отчаянию Наполеона, после отбытия месье Шарля не прошло и двух дней, как жена нашла предлог отправиться вслед за ним.

Дальнейшее выглядит загадочно. После заключения мира Наполеон вернулся в Париж и обнаружил, что сделался там фантастически популярен. Он мог бы выбрать для себя любую роль, занять любой пост, взять сколько угодно власти. Можно представить, каково было облегчение Директории, когда Бонапарт вместо всего этого вдруг попросил отправить его на Восток, гонять мамелюков по пустыне. Предприятие выглядело безумным: захватить Египет, двинуть силы на Индию и тем самым насолить главному врагу Франции — Англии… Историки после уверяли, что Наполеон решил выждать удобный момент для захвата власти. Современники думали, что он попросту хочет сбежать на край света от жены, сделавшей его несчастным.

Как бы то ни было, в мае 1798 года на 350 судов погрузились 38 тысяч солдат, а еще 21 математик, 3 астронома, 3 химика, 8 рисовальщиков, 1 скульптор, 4 архитектора и другие специалисты, которым предстояло стать первыми в мире египтологами. (Чуть позже, когда их окружили тучи мамелюков, Наполеон скомандовал свое знаменитое: «Ослов и ученых в середину!») Он пробыл в Египте более года и начал понемногу принимать облик настоящего восточного деспота: стал появляться в костюме турецкого паши где-нибудь на празднике в честь весеннего разлива Нила. В своих указах он поминал теперь волю Аллаха.

Словом, Наполеон расположился в Египте всерьез и надолго, но тут случайный корабль доставил ему стопку европейских газет. Оказывается, в руки к англичанам попало его письмо брату Жозефу, где он жалуется, что жена наставляет ему рога, — эти подробности смаковались прессой вперемешку с описаниями проявленной генералом Бонапартом в Египте жестокости.

Описывался эпизод, когда французам позарез понадобились деньги, и Наполеон поставил самого богатого из шейхов перед выбором: либо смерть, либо золото. Но шейх рассудил: «Если мне суждено умереть именно сейчас, то это произойдет вне зависимости от того, отдам я деньги или нет, — так незачем и тратиться». Его отрубленная голова, которую провезли по улицам Каира, произвела впечатление на других богатых арабов — и те оказались куда более сговорчивыми.

Еще в газетах ужасались казни четырех тысяч военнопленных турок, сдавшихся на милость французов в Яффе. «Но у меня же не было ни припасов, чтобы их кормить, ни людей, чтобы их конвоировать», — удивлялся этому обвинению Наполеон. Из тех же газет он узнал, что Суворов отвоевал Италию, что во Франции — смута и разбои, что власть там снова шатается...

Что из прочитанного сыграло главную роль в его решении — неизвестно. Но только Наполеон, бросив армию на произвол судьбы, погрузил 500 лучших солдат на единственные четыре корабля, которые ему удалось раздобыть (остальные, пока он воевал с мамелюками на суше, уничтожили англичане) и на всех парусах помчался во Францию. Он сильно рисковал, что его отдадут под трибунал, но повезло — вместо этого сделался диктатором.

Переворот 18 брюмера считается самым плохо подготовленным за всю историю человечества — и все же он удался! План Наполеона состоял в том, чтобы, напугав парламент неким мифическим роялистским заговором, вывезти его в полном составе из Парижа, там окружить и заставить принять декрет о передаче власти трем консулам, в том числе ему самому. Депутаты дали заморочить себе голову выдумками и безропотно уехали в Сен-Клу. Но когда им подсунули этот декрет, закричали: «Долой Бонапарта! Он заговорщик!» — а его самого схватили за воротник, расквасили нос…

Соратникам пришлось выносить лишившегося сознания Наполеона на руках — этим бы все и кончилось, если бы положение не спас младший брат — Люсьен Бонапарт, бывший одним из депутатов. Он выбежал из зала и наплел охране, что, дескать, злоумышленники, вооруженные кинжалами, захватили парламентариев в заложники и надо пропустить сюда гренадеров генерала Бонапарта, чтобы навести порядок.

Командовал этими гренадерами будущий маршал Мюрат, который приказал: «Вышвырните-ка всю эту компанию вон!» — что и было проделано, причем депутатам пришлось спасаться через окно. Потом некоторых из них по приказу того же Мюрата поймали и привели обратно — чтобы они все-таки проголосовали за декрет. Так Наполеон сделался Первым консулом (двум остальным он отвел чисто декоративную роль).

На следующий день Бонапарт колесил в закрытом экипаже по улицам Парижа, выглядывая из-за шторы: как-то парижане примут перемены? К своему величайшему облегчению, он видел повсюду радостные лица. Снова, как и в первые дни революции, люди обнимались и хохотали. «Долой бездарную Директорию! Теперь-то Франция станет сильной и на нее никто не посмеет напасть! Конец войне!» — раздавалось отовсюду. Один изобретательный кондитер даже напек сахарных «бонапартиков» с надписью: «Мир!»…

Что ж! Бонапарт охотно обещал им мир, так же как и защиту завоеваний революции. Хватило пяти лет, чтобы расправиться со всеми этими завоеваниями. Сеть полицейского надзора покрыла страну так плотно, что никто и пикнуть не смел. Диспуты, политические салоны, шутки на политические темы были запрещены. Из многочисленных французских газет осталось только четыре — подконтрольных полиции. Зато возвращалась католическая религия, изгнанная было из революционной Франции. Наполеон, прежде не раз высказывавшийся в атеистическом духе, решил: «Христос полезен государству. А попы все-таки лучше, чем шарлатаны вроде Калиостро или Иммануила Канта».

Никакого мира он своим подданным, конечно, не дал и дать не мог: «Только государи, рожденные на троне, могут позволить себе роскошь жить в мире». Он воевал непрерывно, а Францией управлял откуда-нибудь из походного шатра. Мало в какой французской семье не оплакивали погибших родственников. Но вдовам выплачивалась щедрая пенсия, а их дети получали образование за счет казны, да еще и имели право добавить к данному от рождения имени второе — Наполеон. И потом, военные победы приносили Франции немалый доход в виде контрибуций и налогов от включенных в империю государств — вот французы и не роптали, радуясь, что настала сытая жизнь…

Многочисленные мелкие германские монархи гурьбой теснились вокруг Наполеона, выпрашивая милостей. Современник описывает, как один стоял у ломберного стола, за которым Наполеон развлекался игрой в карты, и целовал руку властителя всякий раз, когда эта рука оказывалась в зоне досягаемости, причем сам Наполеон не обращал на целующего ни малейшего внимания. Словом, когда он, пробыв пять лет Первым консулом, короновался в императоры, это никого не удивило. В конце концов, он давно уже жил во дворце Тюильри, в покоях казненного Людовика XVI...

О ЖЕНЩИНАХ И НАРОДАХ

В Египте он думал, что разведется, а в Париже посмотрел на ситуацию иными глазами. «Жозефина — как сама Франция. Глупа, легкомысленна, но очаровательна», — решил Наполеон. Разумеется, жена не перестала ему изменять — просто он стал поступать точно так же. Не оставил без внимания ни ее племянницу, ни дочь — легкомысленной креолке все было нипочем. А впрочем, ей не было необходимости ревновать — со своими многочисленными любовницами Наполеон был холоден и, бывало, не поворачивая головы, отдавал распоряжение идти и раздеваться, пока он дочитает деловые бумаги. Надолго рядом с ним никто не задерживался, за исключением разве что Марии Валевской.

Все началось с того, что Наполеон по пути в Варшаву был атакован некой незнакомкой, желавшей во что бы то ни стало ему представиться. Белокурая, в национальном польском наряде, дама оказалась хороша собой — и Наполеон подарил ей цветы, прибавив: «За этот букет у вас будет возможность отблагодарить меня в Варшаве».

В Варшаве он чуть было не позабыл о ней, но как-то раз все-таки осведомился: отчего это не видно госпожи Валевской? Оказалось, госпожа Валевская повсюду заявляет, что решительно не желает видеть французского императора! Это его немало изумило — зачем же тогда было пробиваться к его карете сквозь стражу? Заинтригованный, он послал даме записочку. Та не ответила.

Дальнейшее происходило при живейшем участии чуть не всего населения Польши. Соотечественники уговаривали ее принять приглашение Наполеона. «Я не поеду! — отвечала Мария. — Я замужем и помню свой долг!». К делу подключили ее мужа — седовласого старика, и тот в свою очередь принялся убеждать жену повидаться с Наполеоном — чего требует простой долг польского гостеприимства, в конце концов. Посопротивлявшись, Мария позволила себя уговорить и явилась на бал.

«Что я могу сделать, чтобы вы перестали смотреть на меня так сурово?» — галантно спросил Наполеон. И тут Мария заговорила о страданиях Польши, разделенной между Пруссией, Австрией и Россией. Он понял, наконец, что за игру затеяла с ним прекрасная полька, и это его позабавило — еще ни одна женщина не дерзала им манипулировать.

И снова ему докладывали, как министры и магнаты целуют пани ручки и умоляют ее ответить благосклонно на страсть императора. Письмо к Марии Валевской, подписанное самыми видными представителями нации, зачитывали во всех варшавских гостиных: «Мадам, мужчинами управляют страсти, и вы, женщины, становитесь решающей силой истории. Вспомните библейскую Эсфирь, которая пожертвовала собой, чтобы спасти свой народ», — и так далее, и тому подобное.

После этого письма Мария согласилась посетить светский обед. Но о свидании наедине, на котором Наполеон, распаленный этой игрой, стал настаивать, она и слышать не желала! Пришлось императору дать Польше совершенно определенные обещания. «Но я потребую оплаты вперед, мадам», — присовокупил он.

Это письмо с ликованием читали министры, которые теперь уже дневали и ночевали в доме Валевских. Нарядив в белое, как невесту, Марию повезли к императору. «Теперь мне ничего не остается, кроме как вверить вам мою судьбу и повсюду следовать за вами», — огорошила она любовника на первом же свидании. И какое-то время действительно неотвязно сопровождала Наполеона, причем в трауре — в знак скорби по еще не освобожденной Польше. «Когда польские земли воссоединятся, я обязательно надену розовое, любимый!» — обещала Мария. Бонапарт еле отделался от нее, когда пришла пора возвращаться в Париж. Заботиться о польских интересах он так и не стал.

Мария несколько раз навещала его и в Париже. В один прекрасный день она объявила, что беременна. В Европе давно шептались о том, что император мечтает о наследнике, а Жозефина слишком стара… Неизвестно, рассчитывала ли пани Валевская занять место императрицы, но Наполеон ей этого не предложил. «Теперь ты должна беречь себя и дышать целительным воздухом своей родины», — сказал он, отсылая любовницу в Польшу.

У него как раз вызревали новые планы — и именно в связи с желанием обзавестись наследником. Наполеон задумал перемешать свою кровь с голубой кровью какой-нибудь великой династии. Ради этого он решился пожертвовать даже Жозефиной. Поразительно, но именно с этого момента его звезда начала закатываться, как когда-то взошла в момент сватовства к этой женщине.

Когда слуги по приказу Наполеона замуровывали дверь между спальнями венценосных супругов, Жозефина стонала и плакала. Но быстро утешилась, вытребовав у мужа три дворца, а также ежегодную ренту. Император, мучаясь сознанием своей вины, назначил баснословную сумму в миллион франков. Креолка игриво погрозила ему пальчиком: «Три миллиона». На том и сговорились. И все же после развода он скучал, писал Жозефине безумные письма, а то и находил повод повидаться.

Тем временем ему подыскивали невесту. Сначала Наполеон рассчитывал жениться на одной из сестер русского царя — Екатерине или Анне. Но царица-мать пришла в ужас от такой перспективы и спешно выдала Екатерину замуж за Георга Ольденбургского (Наполеон не преминул отомстить, завоевав Ольденбург и выгнав оттуда своего счастливого соперника и несостоявшуюся невесту). О четырнадцатилетней Анне же было сказано, что она еще слишком молода. Напрасно Наполеон сулил императору Александру Польшу, помощь в войне с Турцией и другие выгодные вещи — русский императорский дом не желал торговать своими дочерьми.

Зато австрийский императорский дом оказался сговорчивее. И хотя дочери Франца I все детство твердили о «корсиканском чудовище», ее первыми картинками были карикатуры на Бонапарта, а первыми играми — суд над ним и его похороны, Мария Луиза была отдана Наполеону в жены.

Брачный договор почти в точности повторял тот, что был составлен при бракосочетании злосчастного французского короля Людовика XVI и австриячки Марии Антуанетты, приходившейся невесте Наполеона двоюродной бабкой. С учетом того, что для Марии Антуанетты дело кончилось эшафотом, предзнаменование выходило неважным. Свадьбу сыграли два раза — одну в Вене, другую в Париже. Причем в Вену Наполеон не поехал, прислал вместо себя маршала Бертье: именно с ним восемнадцатилетняя Мария Луиза обменялась кольцами. Молодожен тем временем дожидался супругу во Франции, без конца рассматривал портрет и восхищался: «Да-да, никаких сомнений! Эта оттопыренная нижняя губа — фамильный признак Габсбургов».

В том, что вскоре случилось, многие винили именно его молодую жену. Мол, она довела императора до любовного переутомления, и он совсем забросил дела. Наполеона действительно будто подменили — он мог целый день играть с женой и ее фрейлинами в жмурки или просто любоваться на ее фамильную оттопыренную губку. «Женитесь только на австриячках! — советовал всем Наполеон. — Они свежи, как розы, очень спокойны, покладисты и рассудительны».

Мария Луиза и впрямь очень скоро смирилась со своей участью и нашла, что положение жены Наполеона имеет массу приятных сторон. Об Австрии же она не заботилась, трезво рассудив, что ее теперь это уже не касается. Когда Мария Луиза подарила Наполеону наследника (младенец получил титул римского короля, который должен был носить до вступления на французский престол), одна из придворных дам летала над Парижем на воздушном шаре и повсюду объявляла об этом радостном событии. Наполеон же еще более погрузился в семейную жизнь, нянчась с младенцем. А между тем заброшенные им дела шли все хуже и хуже, неминуемо приближая катастрофу. Испания, с которой он надеялся справиться так же легко, как с Австрией, Италией или германскими герцогствами, оказывала бешеное сопротивление, и война вдруг сделалась не прибыльной, а, наоборот, разорительной.

Второй ошибкой Наполеона стала Россия: дело обернулось гибелью армии. После бегства из России он сумел еще собрать новую, понизив призывной возраст (многие, правда, предпочли отрубить себе пальцы, чем идти и гибнуть за императора, уложившего на полях Европы их отцов и старших братьев), но слишком большие силы собрались против Наполеона теперь, когда миф о его непобедимости был развеян...

Сражения шли уже на французской территории. В марте 1814 года Наполеон, приехав в Париж на короткую передышку, провел один абсолютно счастливый день в обществе римского короля. Напоследок сказал: «Ну все, мой ангел. Пойду бить твоего дедушку Франца», — несмышленыш засмеялся. Больше они никогда не виделись.

А 30 марта случилось событие, подобного которому древний Париж и припомнить не мог: в город вошел неприятель. Впрочем, русский царь Александр I повел себя весьма деликатно, тысячу раз извинившись, что ему пришлось подвергнуть парижан такой обиде, и оговорившись, что он воюет не с ними, а только с узурпатором. В итоге парижанки с балконов махали ему батистовыми платочками и называли «душкой» и «прелестью». Хуже всего было то, что и в своих маршалах Наполеон обнаружил не больше верности, чем в парижских дамах. Те больше не желали воевать и сговорились с противником купить мир ценой отречения императора. «Что ж, я готов», — смирился Наполеон. Но перед тем, как подписать отречение, на секунду все-таки замер: «А может быть, просто пойдем на них? Ведь мы их разобьем!» Маршалы молчали...

И вот карета под конвоем вражеских офицеров везла отрекшегося императора из Парижа на корабль, который должен был доставить его на Эльбу. По дороге Наполеон вдоволь наслушался криков толпы: «Смерть тирану! Да здравствуют законные правители Франции Бурбоны!» В городке Оргоне он выглянул в окно и ужаснулся, увидев виселицу и на ней — вымазанное нечистотами чучело с табличкой на груди: «Наполеон Бонапарт». Впервые в жизни на бесстрашного воина накатила паника. Он попросил конвоиров дать ему переодеться в австрийский мундир, который для верности дополнил прусским картузом и русским генеральским плащом. Кроме того, он попросил кучера курить, полагая, что это станет дополнительной маскировкой (разве может кучер курить в присутствии такой особы?).

Тем временем его жену и сына увезли в Вену. Некоторое время на Эльбе Наполеон ждал, что ему вернут семью, и не желал верить, что это прежде всего не входит в планы самой Марии Луизы. В надежде, что жена все-таки приедет, Наполеон не решился ответить на последнее письмо Жозефины, которая при всей своей неспособности к супружеской верности все же была ему истинным другом: «Сир, только теперь я со всей полнотой ощутила, сколько бед принесло расторжение нашего брака. Скажите мне одно слово — и я к вам выезжаю». Вскоре после этого пришло известие, что Жозефина умерла. Она простудилась, катаясь в открытой коляске с царем Александром, который флиртовал и с ней, и с ее дочерью одновременно.

Зато Мария Валевская не стала дожидаться приглашения и направилась на Эльбу. Ужаснувшись, что жене могут донести, Наполеон упросил ее высадиться в пустынном месте, но до жителей острова все равно дошли какие-то слухи, и они толпой высыпали на берег с криками: «Императрица Мария Луиза и римский король приехали!» Впрочем, полька прибыла не просто так — ее прислали сторонники Наполеона с известием, что Бурбонами во Франции недовольны.

ПОСЛЕДНИЙ АКТ ВЕЛИКОЙ ДРАМЫ

На этот раз Наполеон удержался на французском троне только 100 дней — потом были Ватерлоо, новое отречение и ссылка на остров Святой Елены — куда более отдаленный, чем Эльба. А ведь он мог вместо этого сбежать в Америку — верные Наполеону фрегаты стояли под парусами. Но не захотел — на его взгляд, тихая жизнь в Америке стала бы плохим завершением «удивительного романа» — его жизни. Нет, для финала ему требовалось что-то трагическое! Что-то вроде Прометея, прикованного к скале. И Наполеон добровольно поднялся на борт английского военного корабля, сдавшись врагу. Все было продумано безупречно! Его письмо: «Я ищу прибежища у английского народа, под сенью его законов» — и неизбежное решение английского правительства, слишком боявшегося его, чтобы оставить в Европе...

Он провел на Святой Елене шесть томительных лет. Диктовал воспоминания, обдумывал свою жизнь... Однажды английская девочка, дочь служившего на острове офицера, сказала ему: «В газетах вас называют людоедом...» Бонапарт беззаботно рассмеялся, шутливо растопырил руки — вот, мол, я сейчас тебя съем… Он решительно не понимал, о чем идет речь, и совесть его никогда не терзала из-за того, что одних только французов в развязанных им войнах погибло не меньше миллиона — не говоря уж о бесчисленных испанцах, португальцах, русских, австрийцах, поляках, немцах...

Впрочем, у Наполеона по-прежнему оставалось немало поклонников, так что после его смерти по Европе даже прокатилась волна самоубийств. Совершенно равнодушной к его судьбе осталась, кажется, только Мария Луиза. Она решительно отказалась от завещанного ей заспиртованного мужниного сердца (завещание Наполеона было выдержано в обычном для него величественном стиле: деньги — слугам, шпаги и ордена — сыну, сердце — жене, будто он не знал, что жена давно утешилась в объятиях австрийского офицера, родила незаконнорожденного ребенка и вообще только и ждет, чтобы овдоветь и освободиться от него).

Тогда вместо сердца Марии Луизе послали посмертную маску человека, благодаря которому она вошла в историю. Позже кто-то видел, как ее дети катают эту маску по полу за веревочку, как игрушечную карету...

Психологические тренинги для женщин:

• "Как познакомиться"
• "Привлечение любви"
• "Искусство флирта"
• "Как удачно выйти замуж?"

Психологический центр
"5ДА!"